Отлично понимаю, что статья Александра Подрабинека многим не понравилась. Я и сам считаю, что он мог бы изложить ту же самую мысль в более приемлемой форме. Но и его понять не трудно, если подумать, что он лично пережил.
А сейчас дело уже не в вывеске шашлычной, и даже не в формулировках в статье, а в той ужасной травле, которую устроили кремлевские молодежные организации, спекулируя на громкой слове «ветераны». И очень неприятно думать, что бывший диссидент, написавший книгу о карательной медицине КГБ и заплативший за это годами в лагере, в современном российском обществе со своими взглядами является каким-то отчаянным маргиналом, в то время как фанатические молодые советские патриоты видимо более близки к взглядам большинства россиян. Становлению такой общественной атмосферы, конечно же, сильно помогли кремлевские СМИ.
Понравились мне люди, вчера утром позвонившие в эфир Эха по этому поводу, а также ведущие радиостанции. Очень взвешенные взгляды. Но боюсь, что аудитория Эха, это все-таки какой-то особый, думающий сегмент населения. (Передача здесь, а данная тема где-то после середины.)
Что же касается ветеранов, они разные, как все люди, но очень многие из них, конечно же, заслуживают огромное уважение. Мои деды тоже были ветеранами, а воевали они против Советского Союза, защищая свою страну, Финляндию, как сумели. Я их уважаю (они уже давно умерли), так же как глубоко уважаю Галину Соколову. Ее я недавно встретил в Калининграде – вот ее интервью.
Однако, Александр Подрабинек ведь вряд ли хотел сказать, что Галина Соколова не достойна уважения. Он конкретно говорил о тех ветеранах (если они вообще существуют), которые написали жалобу на предмет вывески антисоветской шашлычной.
Но даже если бы он написал полную чушь, преследовать его и его семью за это кремлевская молодежь не имеет никакого права, и суть дела именно в этом.
Когда же молодежная организация правящей партии обещает сделать невыносимой жизнь человека, который им не нравится, чуть не уши ему отрезать, при этом выкрикивая лозунг «Слава России», это уже полное мракобесие.
Становится страшно. Не за Подрабинека, и не за ветеранов. За Россию страшно.
7 svar på ”Не в ветеранах дело”
“Но боюсь, что аудитория Эха, это все-таки какой-то особый, думающий сегмент населения.”
Ja zje s toboj soglasen, a nekotorye skoree skazali by tjto auditorija Echa, eto vse-taki kakoj-to osobo dumajusjtjij segment naselenija. So vsemi vytekajusjtjimi.
No uzjasno nekrasivoe delo. Professional’nyj patriotizm, kak u etich byvsjich stojasjtjich rakom, sorry vmeste, molodnjakov, vezde odinakovo fal’sjivyj i protivnyj.
Н.Н.Никулин. Воспоминания о войне: http://www.golubinski.ru/russia/nikulin_vojna.htm
Те, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война – ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку. А начальство, которое тоже в значительной мере останется в живых, погрязнет в склоках: кто воевал хорошо, кто плохо, а вот если бы меня послушали!
Наблюдая ветеранов своей части, а также и всех других, с кем приходилось сталкиваться, я обнаружил, что большинство из них чрезвычайно консервативны. Тому несколько причин. Во-первых, живы остались, в основном, тыловики и офицеры, не те, кого посылали в атаку, а те, кто посылал. И политработники. Последние – сталинисты по сути и по воспитанию. Они воспринять войну объективно просто не в состоянии. Тупость, усиленная склерозом, стала непробиваемой. Те же, кто о чем-то думают и переживают происшедшее (и таких немало), навсегда травмированы страхом, не болтают лишнего и помалкивают. Я и в себе обнаруживаю тот же неистребимый страх. В голове моей работает автоматический ограничитель, не позволяющий выходить за определенные рамки. И строки эти пишутся с привычным тайным страхом: будет мне за них худо!
На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме.
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
ИВАН ЕЛАГИН (1918–1987)
АМНИСТИЯ
Еще жив человек,
Расстрелявший отца моего
Летом в Киеве, в тридцать восьмом.
Вероятно, на пенсию вышел.
Живет на покое
И дело привычное бросил.
Ну, а если он умер –
Наверное, жив человек,
Что пред самым расстрелом
Толстой
Проволокою
Закручивал
Руки
Отцу моему
За спиной.
Верно, тоже на пенсию вышел.
А если он умер,
То, наверное, жив человек,
Что пытал на допросах отца.
Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел.
Может быть, конвоир еще жив,
Что отца выводил на расстрел.
Если б я захотел,
Я на родину мог бы вернуться.
Я слышал,
Что все эти люди
Простили меня.
В 1969 году нас, студентов, собрали после занятий на военной кафедре для встречи с ветераном войны. Надо признаться, остались мы на то обязательное мероприятие без особого желания и ничего интересного и полезного от него не ждали, поскольку уже в те годы многие из нас подсознательно понимали, что тема войны используется властями в т.н. называемых воспитательных целях и рассказы о ней на таких встречах мало имеют общего с действительными событиями. Родившиеся в послевоенные сороковые годы, мы знали участников войны не понаслышке: это были наши отцы, родственники, соседи…
Однако рассказ пришедшего к нам тогда ветерана (а привел его опробовать на нас писатель, занимавшийся розыском неизвестных героев войны) поразил нас своей искренностью. Этот человек (он работал, как и до войны, конюхом в колхозе) раненым попал в плен и два года провел в специальном лагере для военнопленных инвалидов. Когда немцы решили ликвидировать этот лагерь, они объявили, что всех инвалидов отправляют на лечение в другое место. Желающих попасть в первую группу (всех вывозила одна машина) было так много, что наш рассказчик оказался лишь в третьей партии. Никто не подозревал, что их ждет. Но только машина въехала в лесок и остановилась перед ямой с трупами военнопленных из первых двух машин, все поняли: привезли на расстрел. Немцы были настолько уверены в том, что пленные инвалиды не смогут оказать никакого сопротивления, что для их сопровождения и расстрела было выделено всего два солдата. К яме подводили и убивали выстрелом в затылок поодиночке. Когда после первых двух-трех человек очередь дошла до нашего героя, потерявшего в результате ранения ступню, он выхватил у стрелявшего винтовку и, будучи хорошим стрелком, застрелил обоих палачей. Удивительно то, что всем спасшимся от расстрела инвалидам удалось избежать вторичного пленения.
Выслушав историю ветерана войны (а это был рассказ и о пребывании в плену, и о том, как он добирался по оккупированной территории до своих и как с ним обошлись после войны: «в инвалидной пенсии отказали, так как не смог доказать свое ранение: немцы пленным справок не давали»), мы почти не сомневались в том, что эта встреча колхозного конюха с молодежью была первой и последней. Слишком уж независим он был в своих суждениях о войне и об отношении к ней. Поэтому больше и не вспоминали его нигде: книг о нем не написали, по телевизору не рассказали.
…Что же касается ветеранов, они разные, как все люди, но очень многие из них, конечно же, заслуживают огромное уважение….
Да, ветераны разные. Например, к ветеранам Великой Отечественной войны относятся и лица, «принимавшие участие в боевых операциях по ликвидации националистического подполья на территориях Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии и Эстонии в период с 1 января 1944 года по 31 декабря 1951 года». (Федеральный закон «О ветеранах» от 12.01.1995 № 5–ФЗ: http://www.consultant.ru/popular/veteran/
Из инициатив Совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Республики Карелия:
«…Карельское правительство с большим вниманием отнеслось к предложению Совета ветеранов Карелии установить в Петрозаводске памятник ЮРИЮ АНДРОПОВУ: в сороковых годах, будучи секретарем комсомола, а потом и вторым секретарем ЦК компартии Карелии, он “очень много сделал для республики”». – http://www.kolumbus.fi/edvard.hamalainen/docs2/andropov.htm
«17 августа 2007 г. в Петрозаводске состоялось открытие памятника И.И.Сенькину (1915–1986 гг.), государственному и партийному деятелю, участнику Великой Отечественной войны. С инициативой об установке памятника Сенькину И.И. выступил Совет ветеранов войны и труда Карелии».
– http://www.gov.karelia.ru/gov/News/2007/08/0817_17.html
В 1990–2000-е гг., советскими ветеранами руководил в Карелии бывший заведующий отделом пропаганды и агитации Карельского обкома КПСС Штыков Анатолий Иванович: http://people.karelia.info/biz.fcgi?func=1222&id=902
Н.П.Черненко – нынешний председатель Совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Республики Карелия: http://www.gov.karelia.ru/gov/Different/Veteran/chernenko.html
В начале 1990-х гг., когда я работал в газете «Набат Северо-Запада», в редакцию приходило немало писем от ветеранов войны и труда, настоящих ветеранов, а не номенклатурных.
Из статьи 1991 года:
«Совсем не подозревал, что среди постоянных читателей «Набата…» так много ветеранов войны и труда. Вы, Алексей, в чем-то и правы, когда обвиняете нас в «неуважении к старости». Слишком уж часто приходится нам смягчать резкость суждений и оценок по отношению к коммунистической системе, высказываемых пенсионерами в письмах к нам» – http://www.kolumbus.fi/edvard.hamalainen/docs/nabat-49-91.htm
«Они почти все погибли, их память почти никем не охраняема, в их честь не называют площади и улицы. Немногие из них, оставшиеся в живых, не получают от государства пособий и персональных пенсий, живут в бедности и безвестности. Но не вы, охранники и почитатели советской власти, а именно они – подлинные герои нашей страны». (Из статьи А.Подрабинека «Как антисоветчик антисоветчикам…»)
«АНТИСОВЕТЧИКОМ Я БЫЛ С РОЖДЕНИЯ»
Многие из радиостанций были доступны для приемника «Минск-55», который стоял в квартире Ханженковых. Слушать советские передачи тут было не принято: глава семьи Николай Ханженков приехал в Минск с Колымы, где отбывал срок по политической статье: готовя лозунги к годовщине Октябрьской революции в 1935г., он «неправильно» выполнил задание комитета комсомола. Лозунг «Пусть дух интернационализма витает над нами» посчитали вредным, его исполнителя признали идеалистом и на 6 лет отправили на Колыму. Там он встретил будущую жену, отец которой был осужден за эсеровское прошлое.
«Я родился на Колыме, – вспоминает Сергей Ханженков, – поэтому первые детские впечатления – лагеря, вышки, колючая проволока и заключенные. Можно сказать, антисоветчиком я был с рождения. Меня не агитировали: многое было понятно и без слов».
http://www.belgazeta.by/20051024.42/530334681
– Из обвинительного заключения: «Расследованием установлено, что Ханженков, систематически прослушивая с 1958 года антисоветские передачи зарубежных радиостанций, попал под влияние буржуазной идеологии…”
– Мне не надо было “попадать под влияние”, я “под влиянием” вырос. Это их объяснение: наслушался – пошел взрывать. Не может же нормальный человек так не любить советскую власть! Но поймите, корни всего, что случилось, – не в “голосах” и не в “глушилках”. Тут говорить надо про время и про судьбу – мою и моей семьи.
Я родился в 1942-м на Колыме. Лагерные края – понятно, какие разговоры с детства слышал. Отца посадили в 1935-м. Мать из семьи “политических” со стажем: ее отец, мой дед, был эсером, на Соловки попал еще в 29-м.
http://www.izvestia.ru/russia/article70351/
“За Россию страшно”
Za Rossiju strasho, i Rossii strashno. I tak uze s samyh pervyh vremion fashista Putina, polse korotkoj peredyshki mezdu diktaturami “proletariata” i KGB.